Тандем превыше всего!
Путевые заметкиПешком по рельсам… (путевой очерк)
Станция Пыть-Ях. Сумка заброшена, место занято, соседей нет. Поезд следует из Нижневартовска до Омска, пристегните ремни, взлетаем.
Люблю поезда, этот романтичный перестук колес, это комфортное постельное белье повышенной влажности. Плацкартный вагон, где цена за твое ВИП-место зависит от приближенности к туалетам. Я сегодня не богата, поэтому дверь тамбура часто бьет по коленкам. Недовольно вскрикиваешь, морщишься и шикаешь, а она бьет и бьет. Ей-то что, бездушная дверь. На перроне родители долго машут руками, смешно подпрыгивают и пытаются успеть добросить вслед уходящему вагону ценные указания. Родители? Нет, я сегодня взрослая. Мои родители в Нефтеюганске, ждут телефонного звонка. Не волнуются. Нет. Совсем. Звоню, отчитываюсь, мол, все хорошо и соседи хорошие и проводник замечательный и в поезде совсем не пахнет, и вахтовиков нет, ну что вы, откуда они тут.
Проводница кидает мне на стол постельное белье, крикливым голосом просит билет, который под этим самым бельем и лежит, я стукаюсь головой о верхнюю полку. Мы едем-едем-едем в далекие края…
Соседи приходят ночью. Тихо переговариваются шепотом молодого гиппопотама, хлопают дверцей туалета, придавливают ноги сумкой, потом громко извиняются, гремят бутылками и затихают. Затихают ровно на пятнадцать секунд, да, я считала, мне не лень. Первый стакан допит, по терпкому запаху я догадываюсь, что ко мне подсела рота юных нефтяников, тех самых пресловутых «вахтовиков», которыми мамы детей пугают.
Семь утра. Тюмень. Я никогда в жизни не была в детском лагере, я была во взрослом лагере, где уже понимаешь, что такое самостоятельность и хорошее поведение хотя бы на глазах у взрослых. Семилетний мальчик босиком в одних шортах с громким «А-а-а-а-а-а!!!!» убегал от бабушки с горшком; от неожиданности я села, за что и получила дверцей в лоб. Правильно, нечего в чужие семейные разборки вмешиваться. Следом за бабушкой проскакала девочка, тоже босиком. Эх, закаляется молодежь!
Мои соседи-вахтовики оживились, раскрыли глаза и, гремя бутылками, начали совершать утренний туалет. Со стоном я зарылась в одеяло. Разбудили меня через полчаса, с улыбкой на лице и стаканом в руках. Бросив гордое: «Не пью!» и «А не пойти ли вам», прозвучавшее как: «Нет-нет, спасибо, что вы», я попыталась найти в своем одеяле Запасной выход и желательно в другой конец вагона. Но и тут удача была не на моей стороне. Простояв получасовую очередь в туалет, я кинулась к двери. Проводница возникла как из-под земли, угрожающе нахмурив брови и погремев ключами, ткнула в табличку «Санитарная зона» и удалилась. Я в расстроенных чувствах вышла в тамбур… подышать.
Надышавшись до зеленых кругов в глазах и поплескав в лицо холодной водичкой, я с довольным лицом схватила лапшу самого наибыстрейшего приготовления в народе именуемую «бич-пакет» и морально подготовилась к длинному пути в другой конец вагона – за кипятком.
Детский сад бушевал, дети кричали, бабушки вязали, родители пили. Повсюду разносился запах жареной курицы и спиртного. Слышалось шуршание переворачиваемых страниц сканвордов, новых детективов Донцовой и Марининой, шорох карт и стук шашек по доскам нардов. Мужчина в тельняшке и вытянутых, пузырящихся на коленях кальсонах мучил гитару, пытаясь выдавить из нее хоть одну ноту, но гитара стонала тремя подъездными аккордами и не поддавалась. Подросток, с кедами залезший в постель, методично помахивал головой в такт доносящегося из наушников рока. Рядом аккомпанировал мужчина с поистине мелодичным храпом. Койка подрагивала, простыня попрыгивала, соседи затыкали уши и толкали «музыканта».
Навстречу мне несся малец, убегающий от очередного бабушкиного горшка, сунув стакан с лапшой в зубы, я постаралась слиться с поручнем. Что у меня почти получилось, если бы сверху кому-то не приспичило... В итоге, в битве за кипяток пострадали – вышеуказанная лапша, мои штаны и коврик.
В Омске я с радостью выпинывала сумку из вагона. Прощайте, люди! С такими радостными мыслями я вошла в здание вокзала и села…на пол… Омск, милый Омск… Толпы людей проносились мимо бесконечными стаями, такие одинаковые и такие разные.
За четыре часа вокзального бытия можно почувствовать все прелести жизни бомжа. Завтрак в постель, обед в постель. Постель – на вчерашнем номере комсомолки. Все этажи кроме первого были закрыты на ремонт, зал ожидания вмещал только пятьдесят человек, и лежишь ты на сумке и общаешься только с соседкой люстрой. Теребишь билет и поглядываешь на часы – когда там придет твой иркутский поезд, а может его раньше поставят на рельсы, а может он не проходящий. Рядом послышалась иностранная речь – итальянцы. Здесь много иностранцев – скоро подойдет поезд «Москва-Пекин» и толпа хлынет на Олимпиаду. Молодой черноволосый парень и сорокалетняя женщина волокли за собой еще одного итальянца. Тот о чем-то увлеченно рассказывал, активно жестикулировал и все трое дружно смеялись. Такие непохожие на нас. Ни одного взгляда с укором в сторону пьяного мужа, лишь дружеские похлопывания, быстрая речь и все та же жестикуляция.
К ним тут же подскочила женщина в спортивном костюмчике с кофром через плечо, что-то затараторила, и села рядом на ступеньки. Они еще долго о чем-то друг другу рассказывали сидя на грязных ступенях. На этом вокзале все едины в своем ожидании, всех связывает одна цель. И все равно, что у тебя за плечами – сумка, рюкзак, кожаный чемодан или плетеная корзинка.
«Поезд Москва-Иркутск прибывает на вторую платформу четвертый путь, выход на платформу через туннель». Закидываю сумку и вливаюсь в толпу, потоком меня выносит к подходящей стучащей, дымящей и гудящей красной громадине. Считаю вагоны. Девятый, десятый, одиннадцатый. Начинается дождь, холодный ночной дождь, люди спешат по вагонам, сбивают друг друга сумками, кричат родственникам и размахивают руками. Провожающие целуют, обнимают, опоздавшие ищут свой вагон, ругаются. А я стою, и на лице расцветает глупая улыбка – а где мой двадцать пятый вагон? И от абсурдности происходящего уже не замечаю то, что ливень застилает глаза, капли долбят по макушке, и одежда промокла насквозь. В меня с разбегу врезается какой-то парень и в остолбенении выдыхает: «А где двадцать пятый?» Моя улыбка почему-то становится еще шире.
А потом нашелся вагон, и было другое постельное белье, другие соседи и дорога на Байкал. Но это уже другая история.
Станция Пыть-Ях. Сумка заброшена, место занято, соседей нет. Поезд следует из Нижневартовска до Омска, пристегните ремни, взлетаем.
Люблю поезда, этот романтичный перестук колес, это комфортное постельное белье повышенной влажности. Плацкартный вагон, где цена за твое ВИП-место зависит от приближенности к туалетам. Я сегодня не богата, поэтому дверь тамбура часто бьет по коленкам. Недовольно вскрикиваешь, морщишься и шикаешь, а она бьет и бьет. Ей-то что, бездушная дверь. На перроне родители долго машут руками, смешно подпрыгивают и пытаются успеть добросить вслед уходящему вагону ценные указания. Родители? Нет, я сегодня взрослая. Мои родители в Нефтеюганске, ждут телефонного звонка. Не волнуются. Нет. Совсем. Звоню, отчитываюсь, мол, все хорошо и соседи хорошие и проводник замечательный и в поезде совсем не пахнет, и вахтовиков нет, ну что вы, откуда они тут.
Проводница кидает мне на стол постельное белье, крикливым голосом просит билет, который под этим самым бельем и лежит, я стукаюсь головой о верхнюю полку. Мы едем-едем-едем в далекие края…
Соседи приходят ночью. Тихо переговариваются шепотом молодого гиппопотама, хлопают дверцей туалета, придавливают ноги сумкой, потом громко извиняются, гремят бутылками и затихают. Затихают ровно на пятнадцать секунд, да, я считала, мне не лень. Первый стакан допит, по терпкому запаху я догадываюсь, что ко мне подсела рота юных нефтяников, тех самых пресловутых «вахтовиков», которыми мамы детей пугают.
Семь утра. Тюмень. Я никогда в жизни не была в детском лагере, я была во взрослом лагере, где уже понимаешь, что такое самостоятельность и хорошее поведение хотя бы на глазах у взрослых. Семилетний мальчик босиком в одних шортах с громким «А-а-а-а-а-а!!!!» убегал от бабушки с горшком; от неожиданности я села, за что и получила дверцей в лоб. Правильно, нечего в чужие семейные разборки вмешиваться. Следом за бабушкой проскакала девочка, тоже босиком. Эх, закаляется молодежь!
Мои соседи-вахтовики оживились, раскрыли глаза и, гремя бутылками, начали совершать утренний туалет. Со стоном я зарылась в одеяло. Разбудили меня через полчаса, с улыбкой на лице и стаканом в руках. Бросив гордое: «Не пью!» и «А не пойти ли вам», прозвучавшее как: «Нет-нет, спасибо, что вы», я попыталась найти в своем одеяле Запасной выход и желательно в другой конец вагона. Но и тут удача была не на моей стороне. Простояв получасовую очередь в туалет, я кинулась к двери. Проводница возникла как из-под земли, угрожающе нахмурив брови и погремев ключами, ткнула в табличку «Санитарная зона» и удалилась. Я в расстроенных чувствах вышла в тамбур… подышать.
Надышавшись до зеленых кругов в глазах и поплескав в лицо холодной водичкой, я с довольным лицом схватила лапшу самого наибыстрейшего приготовления в народе именуемую «бич-пакет» и морально подготовилась к длинному пути в другой конец вагона – за кипятком.
Детский сад бушевал, дети кричали, бабушки вязали, родители пили. Повсюду разносился запах жареной курицы и спиртного. Слышалось шуршание переворачиваемых страниц сканвордов, новых детективов Донцовой и Марининой, шорох карт и стук шашек по доскам нардов. Мужчина в тельняшке и вытянутых, пузырящихся на коленях кальсонах мучил гитару, пытаясь выдавить из нее хоть одну ноту, но гитара стонала тремя подъездными аккордами и не поддавалась. Подросток, с кедами залезший в постель, методично помахивал головой в такт доносящегося из наушников рока. Рядом аккомпанировал мужчина с поистине мелодичным храпом. Койка подрагивала, простыня попрыгивала, соседи затыкали уши и толкали «музыканта».
Навстречу мне несся малец, убегающий от очередного бабушкиного горшка, сунув стакан с лапшой в зубы, я постаралась слиться с поручнем. Что у меня почти получилось, если бы сверху кому-то не приспичило... В итоге, в битве за кипяток пострадали – вышеуказанная лапша, мои штаны и коврик.
В Омске я с радостью выпинывала сумку из вагона. Прощайте, люди! С такими радостными мыслями я вошла в здание вокзала и села…на пол… Омск, милый Омск… Толпы людей проносились мимо бесконечными стаями, такие одинаковые и такие разные.
За четыре часа вокзального бытия можно почувствовать все прелести жизни бомжа. Завтрак в постель, обед в постель. Постель – на вчерашнем номере комсомолки. Все этажи кроме первого были закрыты на ремонт, зал ожидания вмещал только пятьдесят человек, и лежишь ты на сумке и общаешься только с соседкой люстрой. Теребишь билет и поглядываешь на часы – когда там придет твой иркутский поезд, а может его раньше поставят на рельсы, а может он не проходящий. Рядом послышалась иностранная речь – итальянцы. Здесь много иностранцев – скоро подойдет поезд «Москва-Пекин» и толпа хлынет на Олимпиаду. Молодой черноволосый парень и сорокалетняя женщина волокли за собой еще одного итальянца. Тот о чем-то увлеченно рассказывал, активно жестикулировал и все трое дружно смеялись. Такие непохожие на нас. Ни одного взгляда с укором в сторону пьяного мужа, лишь дружеские похлопывания, быстрая речь и все та же жестикуляция.
К ним тут же подскочила женщина в спортивном костюмчике с кофром через плечо, что-то затараторила, и села рядом на ступеньки. Они еще долго о чем-то друг другу рассказывали сидя на грязных ступенях. На этом вокзале все едины в своем ожидании, всех связывает одна цель. И все равно, что у тебя за плечами – сумка, рюкзак, кожаный чемодан или плетеная корзинка.
«Поезд Москва-Иркутск прибывает на вторую платформу четвертый путь, выход на платформу через туннель». Закидываю сумку и вливаюсь в толпу, потоком меня выносит к подходящей стучащей, дымящей и гудящей красной громадине. Считаю вагоны. Девятый, десятый, одиннадцатый. Начинается дождь, холодный ночной дождь, люди спешат по вагонам, сбивают друг друга сумками, кричат родственникам и размахивают руками. Провожающие целуют, обнимают, опоздавшие ищут свой вагон, ругаются. А я стою, и на лице расцветает глупая улыбка – а где мой двадцать пятый вагон? И от абсурдности происходящего уже не замечаю то, что ливень застилает глаза, капли долбят по макушке, и одежда промокла насквозь. В меня с разбегу врезается какой-то парень и в остолбенении выдыхает: «А где двадцать пятый?» Моя улыбка почему-то становится еще шире.
А потом нашелся вагон, и было другое постельное белье, другие соседи и дорога на Байкал. Но это уже другая история.
@темы: журналистика